по первому требованию.

Соединенные Штаты Америки. Когда полиция Скотланд-Ярда произнесла название этой страны, я готов был продать душу, лишь бы не оказаться там. Одно только название континента вызывало во мне приступы не то бессильной ярости, не то страха. Я бы даже поселился в России, жил бы под именем Саши Серова, или где-нибудь в Австралии по соседству с кенгуру, но только не в Америке. Этот Новый Свет много лет назад затронул мою жизнь самым прямым образом, хотя я там ни разу не был. Просто эта страна немножечко разбила мою жизнь. Настоящее распалось на "до" и "после", разделив эти два пункта холодными водами Атлантики, на все, что было до Кейна и что случилось после.
Мне казалось, что он предал меня, а не наоборот, оставив группу и бросив дело, в которое мы вложили столько сил. Майлз знал, насколько музыка важна для меня, насколько важен мне он, и насколько глубоко они вошли в мою жизнь, но все равно поставил перед выбором, не рассматривая иных вариантов развития событий. Ведь в Англии тоже есть колледжи и университеты даже лучше американских, да и работу найти не составило бы труда. Я искренне не понимал, зачем Майлзу понадобилась эта Америка. Мы со всем могли справиться вместе. Но он захотел уехать, а я не стал останавливать. Я остался в Англии. И я уверял себя в правильности этого решения, пожалуй, слишком часто для человека, который не привык о чем-либо сожалеть. Первые год-полтора я часто возвращался к вопросам, что было бы, если все сложилось так, а не иначе, часто жалел о том, что остановился посреди зала ожидания и не смог_не захотел догнать Майлза. Но потом, когда на нашу группу буквально обрушился успех и дела пошли в гору, я окончательно убедился, что принял правильное решение. В конечном счете, мне же было хорошо, и кто знает, что ждало бы меня в новой стране с единственным знакомым человеком...
Люди думают, что будут счастливы, если переедут в другое место, а потом оказывается, что куда бы ты ни поехал, то все равно ты берешь с собой себя, груз прошлого никуда не девается. И, наверное, в глубине души я всегда знал и понимал эту простую истину, поэтому не пытался начать что-то сначала. Двигался вперед, меняя обстоятельства, условия, образ жизни, меняя, в конце концов, самого себя. Путем проб и ошибок, в течение долгих лет я тщательно выстраивал свою жизнь, совершенствуя то, что природой было дано не в достатке и не в лучшем виде. Перфекционист? Пожалуй, так. Кто-то скажет, что я ненормальный. Я скажу, что я мечтатель. Вот только с этим чертовым стремлением во чтобы то ни стало добиться целей, я очень часто пренебрегаю чувствами и желаниями других людей, гораздо чаще, чем можно себе представить. Что еще хуже - я пренебрегаю ими осознанно, оправдывая это единой целью и успехом, вдохновляя и увлекая окружающих своими идеями и харизмой. Точно также я пренебрег Майлзом и его желанием устроить свою жизнь, вернее, ту часть, которая не была связана со мной. В свои семнадцать-восемнадцать я не подумал о важности его собственной реализации, но в двадцать семь мне искренне хотелось бы верить, что у него все сложилось хорошо. Точно также жизнь пренебрегла мной, жестоко сбросив с небес на землю.

Думал ли я о том, что встречусь с ним снова? Конечно, я думал, потому что Майлз - единственная ассоциация, возникающая в мозгу при упоминании Америки. Думал ли я, что из пятидесяти штатов я случайно увижу его именно в Висконсине? Конечно, нет. Встретиться с ним в пабе - это так по-английски, за милю чувствуется ирония судьбы. Любые встречи - чистые воспоминания, всплывающие в памяти от прикосновения или взгляда, а воспоминания - жестокая вещь. Может, кто-то и может спокойно, как танк, жать руку бывшему любовнику, которому целовал эти пальцы и не желал больше ничего на свете, а я не могу. Я сам не знаю, что сделаю в следующий момент после того, как сдержанно поприветствую когда-то близкого мне человека. И эта неловкость, напряженное молчание, какие-то шаблонные вопросы, попытка показаться лучше и счастливее, чем есть на самом деле - все это настолько ненатурально и омерзительно, что хочется провалиться_исчезнуть_испариться прежде, чем развернется действие. Как исчез Алекс Грейсон, так исчезнуть бы Алексу Теддеру из этого паба.
Где-то в глубине души таилась слабая надежда на то, что за эти годы все изменилось настолько, что Майлз не узнает меня, а я, в свою очередь, не подам виду, что узнал его. Ведь так проще, так легче избежать вопросов, ответы на которые будут стоить непростых усилий. К такому надо морально готовиться, а не подсаживаться за столик с дружелюбной улыбкой, как будто не было этих девяти с лишним лет молчания, неизвестности и тоски. Это такая очная ставка? Его карие против моих черных, импровизация против систематизации.
-Привет, Майлз. - отзываюсь я по инерции, не выдерживая паузу между его приветствием и своим. Мне безумно захотелось курить, и рука чуть было не дернулась к карману пиджака, если бы я не вспомнил, что в помещении не курят. Черт бы побрал тот антитабачный закон. Никотин бы помог прийти в себя и успокоить нервы. Без никотина я даже не могу дотянуться до чашки кофе, потому что выдам свое волнение. Какого хрена я вообще нервничаю? Ведь не первый раз встречаюсь с бывшими... Хотя нет, с бывшим все же в первый. Это не очередная длинноногая модель, с которой я закрутил роман после какой-то вечеринки, и даже не одна из тех, в кого я был влюблен. Это Майлз, просто мой Майлз, мой единственный любовник. Минуту я молчал, внимательно рассматривая Кейна, и он тактично не нарушал молчание. Может быть, он тоже не знал, что говорить. Я думал, что если увижу его когда-нибудь, то в памяти всплывут только хорошие моменты, ведь спустя столько лет плохое должно было забыться и отболеть. Оно и забылось. Но почему-то перед глазами предательски стоит картина проходящего на посадку одинокого мальчика и улетающий самолет, и Алекса Грейсона, в последний момент решившего успеть на рейс. И передумать. -Не ожидал встретить тебя здесь. - говорю правду и откидываюсь на спинку стула, занимая более расслабленную позу. Нельзя терять самоконтроль, думай объективно. -А ты совсем не изменился, Майлз. Живешь в О-Клэре или просто по работе? - улыбаюсь и поддерживаю тему, будто мы пришли в паб выпить пинту и поговорить о жизни.

по первому требованию

Вся их семья была такая, она умела дать людям то, что люди больше всего хотят, но никому не говорят.  О чем они мечтают? Чтобы их жизнь изменилась. Стала лучше или хуже. Манцони поможет вам, в одном точно, обрести ворох проблем. Проблема для вас будет в одном, что перед вами встанет вопрос: попрощаться с жизнью или встать на путь истинный. Для тех, у кого бывает такой выбор, обычно придерживаются одного. Первого. Просто они привыкли жить в одном стиле, тратить свое время на одни и те же вредные привычки. На одно и тоже и явно не со знаком плюс. Не секрет для многих, что отец Ричарда был далеко не хорошим человеком, ведь там, в Штатах его даже соседка, та самая, что жилла над ним, не переваривала. Обычно за то, что мужчина никогда не здоровался, а просто проходил мимо, покашливал, а иногда и попросту курил, хотя курить нельзя было в здание. Но разве его это волновало? Отнюдь. Его не волновало, что там скажет эта дамочка, которая по вечерам слушает крайне занудных товарищей. Что же до миссис Манцонни.. она тоже никогда не находила общего языка с теми, кто был лишь знакомый, сосед, а то и попросту кто-то из тех, кого ты встречаешь на улице. Она вполне могла подорвать магазин, где к ней плохо отнеслись. Она могла и по лицу надавать за каждое ошибочное слово. В общем сами понимаете, что с такой женщиной лучше не связываться.  А что же до сестры младшей Расти. Это был пример распущенности и не наивности. Она гордилась собой, своим телом и красотой. Ее еще меньше волновало, что о ней думают. Хотя, надо сказать, что училась она хорошо, закончив с отличием университет по специальности "химик", но куда ей с такой аппетитной попкой в лаборатории прозябать? Правильно. Вот она и не прозябает, а весьма активно крутит ею на сцене маминого клуба в Нью Касле. Повезло тебе с семейкой, парень? Сложно сказать. Но испорченность не в семье, а в окружении. Оно всегда виновато.
    Хотел - ли он вернуться домой? В Нью Йорк? Конечно, больше жизни! Но понимал, что в ближайшие лет десять ему нечего делать. Если он, конечно, хочет остаться живым и прожить долгую жизнь. Ему нельзя совать свой симпатичный и смазливый носик в Штаты ни в коем случае. Впрочем, с недавних пор между ними прошел слух и разговор на тему того, что потом они переедут в Ирландию. Так у них было принято, не оставаться долго в одном месте. А когда появилась опасность, что из, возможно, раскрыли, им пришлось срываться с места и снова переезжать. Когда это было? А вот как раз до НьюКасла. До этого был небольшой городок в Португалии. И тогда у них была фамилия Мендез.
- Сколько Вы захотите?- девица видимо решила его довести, выбесить. Но не на того напала. Он ведь до сих пор стоял в полоборота. Но услышав эту фразу, мужчина повернулся еще немного, но не до конца. Она что думает, что самая умная? Размечталась!
- Кто из нас двоих врач? я. Не вы. - последнее было особенно отчетливо сказано, словно для дибилов, - таким образом, от моего решения будет зависеть дата вашей выписки. Судя по вашей истории, ни один из ваших прошлых врачей не смог остановить процесс вашей слепоты, никто из них не смог сделать нормальной операции. Вы должны мне быть благодарны, а не выговаривать мне тут свои правила.  Или вы что думаете, что лишившись зрения, вы обретете счастье и свободу?- были у него самые разные пациенты, включая и тех, кто совершенно не желал вновь видеть, словно для них это было гарантией, что если останутся теми беспомощными и неполноценными, то о них всегда будут заботиться и с ними всегда-всегда будут такими подчеркнуто добрыми. Они не понимали, что так лишаются слишком много.. а жалость.. кому она нужна? Это чувство для слабых.
- я вам предложил, а ваше дело либо согласиться, либо отказаться. Я мог бы сам составить вам компанию, но из-за такого отношения только.. с медсестрой, - девушка продолжала активно жестикулировать, но уже имея попытки встать, - вам не обязаны давать другого врача. Я делал операцию, я и лечащий врач. Давно я не видел столь не благодарной девушки..- сухо добавил парень, - но в этот момент девушка встала, а вставать ей было можно, конечно, но с большой аккуратностью и без резких движений. Могло потемнеть в глазах. могла закружиться голова. Поэтому увидев это мужчина сделал несколько шагов навстречу, поймав за руки девушки, заглядывая ей в глаза.. - вам нельзя вставать столь резко. - он почувствовал, что с Вайт что-то происходило.. поэтому он подхватил девушку на руки, на мгновение ее лицо оказалось совсем близко..ее губы.. влажные и сладкие.. манили к себе, ее запах.. нет, он заставил себя выдохнуть, а потом с  большой аккуратностью.. положил девушку обратно в кровать.- зачем вы так? куда ты спешишь?- он все еще держал ее за руку, но после отпустил..

закрываю глаза, заставляю себя
поверить, что это только сон,
что ты рядом со мной, ты не дашь мне упасть,
и я опять спасен.
. . . . . . . . . .
        Сегодня я опять сорвалась. Глубокой ночью, когда в доме царила тишина, через окно своей комнаты я выбралась наружу. Никогда не понимала, зачем я это делаю, ведь никто не запрещал мне уходить ночью через дверь. Наверное, это осталось привычкой из моего прошлого, странной и непонятной привычкой. Но в том то и была моя суть, иногда я сама не давала отчёт своим действиям. Я бежала подальше от тёплых воспоминаний, которые не давали мне покоя уже долгое время, я пыталась сбежать от себя и от своих чувств. Я снова вливала в себя алкоголь. Я снова пыталась забыться уединяясь с другими. И даже лёгкие наркотики не помогали выгнать тебя из моей головы. Забавно, но я не могла дать определённое описание тем ощущениям которые испытывала по отношению к твоей персоне. Но я знала одно, что ни к какому человеку на этой полной дерьма и гнили планете, я не относилась так, как относилась к тебе.

        Я вернулась ровно через сутки, а, возможно, прошло и пару дней. Я не знаю сколько я отходила, все что я помню - я проснулась на холодном кафеле в квартире полной мусора после очередной, полной хаоса и разврата, вечеринки. Я поднялась, смыла с лица подтеки от туши и, не найдя свою обувь, босиком отправилась домой. Перебирая босыми ногами по мокрому тротуару, я взирала на звезды, которые освещали мне дорогу. Мы с тобой все ещё были под одним небом. Интересно, что ты сейчас делаешь? Возможно, развлекаешься с очередной пассией залегшей в твою постель, только из-за того что ты известен, а ей же надо будет похвастаться перед своими перекрашенными подружками о крутом опыте в постели со звездой. Странно, но мне даже не противно об этом думать, ведь это твой выбор, а я рада, когда у тебя все хорошо.

        Окно служило мне дверью. Наверное, поэтому некоторые из моих сестёр предпочитали думать, что я загнанная в клетку мышь, которая всегда сидела дома. Ведь они не знали, что в этом доме я бываю реже них. Меня забавляла эта мысль. Они посвящали себя учёбе и работе, а я посвящала себя бессмысленным развлечениям, которые помогали мне сохранять равновесие на тонкой нити, проведенной над этой бездной, которую люди называли словом «жизнь».
Скинув с себя одежду, оставаясь лишь в одном нижнем белье, подхожу к стене. Стене, которая раньше ограждала твою маленькую вселенную от моей. Сердце разрывается на миллионы частиц, когда я осознаю, что тебя там нет. Лишь одна мысль о том, что ты в пару метрах от меня сопишь в своей кровати, согревала меня одинокими холодными ночами. А теперь и этого у меня не стало.
        Я словно зависимая, еле слышно, подобно маленькой серой мышке, пробираюсь в твою давно пустующую комнату. Открываю шкаф, беру твою футболку и пытаюсь вдохнуть запах, я пытаюсь сымитировать твоё пребывание рядом со мной. Я надеваю её на себя. Хожу по твоей комнате словно по музею. А потом резко поваливаюсь на твою кровать, на которой когда-то засыпала рядом с тобой после долгих ночных разговоров или, заполненного тёплым чувством, молчания.

        Я засыпаю, но проснувшись под утро, спешу покинуть твою комнату. Семья не поймёт. Семья осудит. Хотя, чего в этом такого криминального? Я просто привязалась к тебе, как бездомная кошка, которая обрела любящего хозяина. Мы не делали ничего аморального. Мы знали границы, которые провела нам жизнь. Да и я вообще не знала, были ли чувства, которые я испытывала к тебе, той самой любовью, которую так прекрасно описывали в книгах. Ведь я думала, что любила своего парня с глазами цвета свежей ржавчины и с его ужасно прокуренным голосом. Я всегда считала, что любовь это когда он подходит к тебе на вечеринке с очередной бутылкой пива и говорит "о боже, детка, ты сегодня как-никогда сексуальна, так бы и взял тебя прямо сейчас в кабинке мужского туалета". Раньше, мне всегда было достаточно подобного. Но узнавая тебя, я начала узнавать другую, более прекрасную жизнь.
        Так и проходили мои дни без него. Без человека, который стал моей зависимостью, без присутствия которой, я постепенно настигала дна. Моя душа требовала его, как никого другого.
. . . . . . . . . .
        Очередная бессонная ночь. В последние время я могла уснуть только после значительной дозы снотворного. Именно эти белые таблетки помогали приглушить мой внутренний голос, который разбирал мою жизнь по частям и пытался разложить все черно-белые кадры моего существования по полкам. Я лежу, сложив руки замком на груди, подобно мертвецу перед тем, как крышка гроба закроется и его погрузят в землю. Я считаю все выступы и неровности на потолке. Я вспоминаю волшебные дни, когда лежала аналогично, но вместо потолка надо мной сеяли звезды. Однажды, при падении одной из них, я загадала наивное детское желание: найти дом и человека, который поможет забыть мне обо всем. Я считала глупым тогда, верить в чудеса, но чем чёрт не шутит. Но чудо произошло. Все случилось так неожиданно, и так же неожиданно, я начала терять все это.

        Я слышу шорох. Странно, обычно в это время все давно уже крепко спали, лишь отцовский храп был слышен из родительской спальни. Я резко встаю с кровати и прислушиваюсь. Нет, мне вовсе не показалось. Я слышу, как кто-то передвигается в его комнате. Стена, ограждающая наши комнаты, казалось, была сделана из картона, ведь при желании можно было услышать каждую мелочь, даже такую, как ручка скользила по чистому листу бумаги. Кому среди ночи из членов семьи это понадобилось? Ведь раньше, когда я по ночам пробиралась в его комнату, не единая душа не позволяла себе в неё заглядывать.
        Я встаю с кровати и бесшумно выхожу из своей комнаты. Сворачиваю в комнату Джеймса. Моё сердце замирает, а по телу пробегает лёгкая дрожь. Это сон? Да, скорее всего мне все же удалось уснуть. Ведь этого, чёрт бы его побрал, не может быть! Зачем ему нужно было уходить? Чтобы потом снова вернуться? У этого человека вообще есть совесть? Меня накрывает сумбурным потоком эмоций, с которыми я не могу совладать. Во мне борются: неутомимая обида и в тоже время безграничное счастье, что я вновь вижу его, человека, без которого даже каждый вздох давался мне с трудом. И я не знаю какое из этих чувств одержит победу.

        Он ощутил моё присутствие. Я выдыхаю и пытаюсь успокоиться. Ведь если я начну скандалить, то обязательно разбужу абсолютно всех домочадцев. А этим людям рано вставать, им точно не до наших разборок.
Он оборачивается и предлагает мне сигарету. Я вхожу в его комнату и приближаюсь к человеку, которого должна называть своим братом. Подхожу так близко, что чувствую его неровное дыхание у себя на лице. Около двадцати секунд я ни разу не моргнув смотрю ему в глаза. Своим взглядом я хочу передать всю ту боль и обиду, которая шла за мной по пятам каждый долбанный день, после того как он меня покинул. После продолжительного зрительного контакта, я, не отходя от него, беру предложенную мне ранее сигарету. Отстраняюсь и делаю первую затяжку, пытаясь успокоится и подобрать нужные слова.
— тебе и вправду, было так сильно похрен на меня, что ты смог так молча обогнуть порог и свалить из дома?  — я снова смотрю в его глаза, ведь именно они всегда говорят за человека. Словами можно соврать, но в глазах всегда можно разглядеть правду.
— а хотя, знаешь, да и чёрт с ним, — тень улыбки на моём лице, — я просто рада тебя видеть. я просто хочу знать все. где ты был? с кем ты был? был ли ты счастлив? Все же тоска по Джеймсу перебила все чувства и с гордостью взошла на пьедестал. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь забыть про его эгоистичный поступок. Но одно я знаю точно, я так сильно соскучилась по нему, что пощечину за его поганое поведение я отложу на другой день.

по первому требованию.

"мне было двадцать два. я радовалась, что младшенькая первая из нашей семьи отправилась получать диплом, мама, наконец, получила свой со средним образованием, а брат больше не докучал визитами и просто ушел. на этот раз слишком надолго, поэтому казалось, что навсегда. и даже по причинам своих кромешных пиздецов не появлялся, научился выкручиваться сам, а может просто понимал, что от нас ему никакого толка: ни денег, ни связей. мне было двадцать два, и я думала, что теперь мы заживем. я заживу и перестану быть заложницей своего семейного гнезда, этого "домика на севере", который я любила больше всех остальных домов, но мне так хотелось двигаться дальше.
какое-то время я ходила на курсы по истории и женскому праву, решила, что стану феминисткой и буду выступать против гендерного неравенства. там я встретила майку. майка был очень искренним человеком, непохожим на циничных мужчин, бывавших в нашем доме и материной постели. его воспитали мать и тетка, и он хорошо понимал две вещи: как тяжело быть женщиной и как тяжело жить с женщиной, но понимание этих вещей давало ему четкое представление о том, как устроен мир на самом деле и что кроме него, единственного мужика в семье, никто этим двум бедняжкам не поможет. он помогал: закончил школу, получил бакалавра по социологии, поездил по миру, собирал друзей и деньги, которые отправлял домой, а потом занялся благотворительностью и помощью малоимущим семьям, в число которых сам однажды входил.
познакомились мы на одной из волонтерских акций, где по обыкновению раздают горячую еду, одеяла и теплую одежду. это был тот мужчина, которого можно не бояться, с которым можно не бояться быть собой и чувствовать, наконец, свою силу. такого раньше я не могла себе позволить, я подавляла в себе любые проявления воли и чувства собственного достоинства. иной раз даже не представлялось такой возможности и постепенно срослось с самооценкой. майка, не ведая, исправлял меня, как исправляют осанку, он сделал мне предложение, и мы поженились, отпраздновав свадьбу скромным пикником в кругу друзей и семьи рядом с охотничьим домиком кого-то из приятелей."

"мы не собирались ширяться. винс сказал, что это можно только курить, а когда я выпала из реальности на занюханном вельветовом диване и пыталась вспомнить лицо мужа, он перетянул мне ногу жгутом там, где смог разглядеть слабо проглядывающую вену, и вколол полкуба героина.
я не помню, что чувствовала при этом. что было потом тоже не помню. с тех самых дней все смешалось в одну серую массу, затянуло туманом, таким тягучим, как нуга или безвкусный кисель, который мы с сестрой и братом пили в детстве. очень. много. безвкусного киселя. во рту привкус железа, щеки впали, мне было тяжело смотреть на себя в зеркало, поэтому я перестала. так же, как и перестала приходить домой или есть. винс просто жил вот так, но уже завтра ему почти ничего не стоило все бросить, даже покончить с героином. по крайней мере, мне так казалось, таким он мне представлялся. а я не могла – все, к чему я прикасалась, ту же вызывало во мне сильную зависимость, которая совсем скоро становилась невыносимой. в какой-то момент винсу это надоело. он думал, что я уеду с ним и буду его «классной девчонкой», а я оказалась помоечной героиновой блядью, и ему стало противно. этому псу с кривым членом и носом, который не был достоин и мизинца майки, он фыркнул и вручил мне мои вещи, сообщив о том, что теперь я съезжаю. то, как мне раздобыть новую дозу его сраного героина, на который он сам меня подсадил, его не волновало, так же, как и новое место моей ночлежки.
мне было страшно идти к нам домой. точнее, в тот дом, где мы когда-то жили. на самом деле, это была квартира майки, он купил ее сам. заработал на нее. ее нельзя было назвать роскошной, и она не располагалась в фешенебельном районе. просто была: одна спальня, одна ванная комната, одна кухня и маленькая кладовая, куда майка складывал свою зимнюю экипировку и сноуборд с лыжами.
я проходила мимо кирпичного пятиэтажного дома, смотрела в окно и просто боялась зайти, мне казалось, что майка уже достаточно повидал и выслушал, чтобы теперь позволить мне переступить порог. но когда все варианты кончились, я постучалась в последнюю дверь, и майка принял меня. вот такую помоечную блядь. он, конечно, молчал и пытался сдержать подступающие слезы жалости и отвращения от одного моего вида, не считая принесенных друг другу душевных увечий, но протянул мне руку, когда больше не было сил стоять на ногах."

"майка все еще не звонил. и нефи тоже не звонила ему. они долгое время почти не общались, что сильно пошло обоим на пользу, хотя нефи почти каждый день вспоминала его: руки, тонкие пальцы, трехдневную щетину и появляющуюся седину на висках. его вдумчивые глаза, слишком мудрые. они ее раздражали. а теперь – нет. она вспоминала о нем с трепетом. не такими, когда они стояли посреди огней рядом с деревянным домиком на своей свадьбе и танцевали слишком медленный танец под звуки живой гитары, а таким, который приходит только с опытом и каким-то особым пониманием вещей. нефи всегда удивлялась его спокойствию, его терпимости и самоотдаче. казалось, что ничто не способно его вывести из себя, но майка просто умел отпускать: людей, ситуации, целые жизни. сколько он их прожил за все свои тридцать два года? сколько из них отпустил? наверное, все. и, должно быть, это правильно.
но однажды он позвонил. на фоне играла музыка и отдаленно раздавался женский смех, но он позвонил ей, чтобы спросить, как дела и что у его новой подруги есть место в католическом хосписе. место сиделки. специальное образование для этого не нужно, потому что всю важную работу выполняли настоящие санитары и медсестры, например, его новая подруга лола. а нефи нужно было только убирать за стариками утки, расправлять занавески, подавать им еду, кормить и еще читать перед сном.
- довольно простенько, но платить будут больше, чем теперь. ты бы смогла потом пройти медицинскую подготовку, если хочешь. или просто вернулась бы в школу, изучать историю.
этот человек знал о ней буквально все, поэтому нефи даже не спорила и не задавала вопросов. она только поинтересовалась, когда приступать и нужно ли ей будет носить передничек. майка рассмеялся и выдал ей все координаты."

[float=right]
[/float]
ну привет, ребята, ждали меня?

мне кажется, я произношу эту фразу вслух, но на деле лишь давлю то, что от осталось от моей улыбки, когда вваливаюсь, сутулая, в жилище очередного одноразового друга. ребята не приветствуют никого. они даже не разговаривают друг с другом. они просто сидят, лежат, стоят, подпирая стену с видом полной отчужденности, каждый в своем забытье. у некоторых разве что хватало сил на музыку: любитель гитар и брутальных женщин бренчал что-то в углу рядом с красным абажуром. девица, пристроившаяся рядом, в этом свете казалось еще более распутной, чем была на самом деле, что вся эта сцена стала бессмысленной, сюрреалистичной.
эту квартиру я знаю. она похожа на десятки прочих, где винс нанюхивал меня азотом или жег героин, чтобы его можно было курить.
не сходящая с лица ухмылка – моя гримаса, с которой трудно справляться, потому что теперь я постоянно под кайфом. мои веки не поднимаются, я не могу заглядывать в глаза и фокусировать на чем-нибудь свой взгляд, иначе кажется, что вот-вот накроет самая страшная волна галлюцинаций. я не знала, какой она предстанет, но уже боялась встречи с ней. вдруг это будет джуди, которая раньше была моей матерью, а теперь только кучка пепла в саду нашего дома из детства.
лейф и апата не хотели хоронить ее на нашем участке, эта идея их смущала, даже отталкивала. мол, давай, как нормальные люди, – на кладбище, но я настояла на своем. а когда мы закопали ее прах, я больше не возвращалась в наш домик на севере, боялась приближаться, объезжала за километр. а так как никто, кроме меня, туда не ездил, наш дом совсем опустел. теперь там живет четыре призрака.
гребаный дом с привидениями.

эй ребята.

я забираюсь на скрипучий диван, подбираю под себя ноги, скрючиваюсь. рядом со мной какой-то парень. возможно, я с ним знакома. он пальцами перебирает лезвие, демонстрируя ловкость. железка в его руках гипнотизирует меня, и я снова давлю неадекватную улыбку. она точно была не к месту, наверное, я это понимала, но в тот момент мне казалось, что все хорошо. все хорошо: мир рушится на заднем фоне, дома, небоскребы, машины взрываются, люди гибнут, плачут, женщины, дети, старики, мужчины, которые когда-то были сильными и высокими, а теперь просто тени собственных амбиций – все это умирает, а мне славно от того, что какой-то парень крутит в руках лезвие.
он замечает меня, как будто до этого я прикидывалась невидимкой, и проводит гладью своего лезвия по моему оголенному бедру, забираясь под юбку. рука машинально пытается его оттолкнуть, но я так слаба, что через секунду не имею ничего против и отдаюсь моменту. мне нравилось, когда случайные люди прикасались ко мне, причем чем настойчивее и дальше, тем лучше, тем явственнее я ощущала себя и свое присутствие в этом мире.
я пока еще здесь.
этого и еще многих вещей майка мне дать не может. он хочет водить меня по церквям, паркам, нотариальным конторам и риэлторским компаниям, чтобы можно было продать или обменять наш дом на севере на какой-нибудь другой дом, в который бы мы с ним переехали из нашей маленькой квартиры. как будто дурацкий дом мог все исправить. но больше всего меня раздражала его невесть откуда проснувшаяся религиозность.

понимаешь, неф, это просто вера во что-то. высшая сила. я не говорю, что это панацея, но сейчас она бы помогла тебе.

мне поможет хорошая доза.

я ластюсь к этому незнакомцу, но он кажется мне могущественным мужем, которому в любой момент позволено взять меня. я буду сопротивляться, потому что мне нравится играть, но я стала так быстро уставать, что еще пара новых таких мужей, и мне захочется только подчиняться.
я знала, что это был не винс. от винса пахнет едким потом и дешевым одеколоном, но он продолжает душиться им, потому что это подарок его сестры, и потеть. обильно, в любое время года и суток. он наркоман со стажем, это о многом говорит. один из маминых парней напоминал мне его. мне было четырнадцать, когда тот передознулся и его настиг приступ эпилепсии прямо на нашей кухне. и да, он так много потел, что когда пытался катать нас на спине в лучшие его дни, мы спустя минуту слезали с его мокрой рубашки.

уф... ну и упрел же я.

а ночью он просыпался уже в холодном поту и поднимал весь дом, переворачивал нашу комнату, будто дети могли прятать от него наркотики.

винса здесь не было, по крайней мере, мне так казалось. обычно он вел себя слишком громко, был излишне заметным, что хотелось скрыться. он брал меня за голову, потом за шею, будто я его собственность (хотя кого мы обманываем), и резко притягивал к себе. он все делал слишком импульсивно, дерзко, и сначала это обескураживает, потом свыкаешься, третья стадия - "я достойна такого обращения".
и это правда.
парень с опущенной головой, отросшей бородой и с бутылкой пива в руках кажется мне нелепицей во всем этом сброде. друг, ты зашел не на тот праздник. он смотрит по сторонам, будто ждет кого-то, но он точно никого не ждет, просто пытается найти такую минуту, чтобы уйти и остаться незамеченным. ему здесь не очень нравится, и я его понимала. кому вообще может понравится этот сраный притон?
принявшись буравить его своим расплывающимся по всей комнате взглядом, наконец, получила ответную реакцию. он взглянул на меня однажды, но быстро отвернулся. однако за этой время я успела почувствовать, как ушат его отвращения облил меня с ног до головы. даже пальцы занемели. может, они занемели по другой причине, но мне сделалось душно. вместо того, чтобы начать дышать или выйти на свежий воздух, чтобы прочистить голову, я захихикала смехом гиены, скукожилась вся, не отводя глаз от паренька.

да, я знаю, кретин, я все знаю, думаешь, ты лучше меня? хера с два.

я все еще молчу.

чья-то рука берет меня за волосы и срывает с дивана на пол. по тому, с какой ненавистью это было сделано и едкому перемешанному запаху всех зловоний, я поняла, что это винс вернулся на праздник. он кричал что-то и много плевался, иногда специально. он бы плюнул прямо мне в лицо, а я бы не поняла, почему, но уже согласилась бы с любым его шагом, потому что ничто не могло меня ранить больше, чем отсутствие смысла в моей жизни.
как бешеную собаку, его хотели было оттащить, но эта совсем не та вечеринка, поэтому все перестали рыпаться – одолела лень, атрофирование мышц и мозгов. всем было насрать, как и всегда. они толком не понимали, где сами пребывали в этот момент. я пыталась подняться самостоятельно, и когда, наконец, получилось, оскалилась и заиграла скулами на лице, но больше от того, что меня одолел озноб и нервные судороги.
- отвали, - промямлила я слишком мягко, даже не надеясь казаться убедительной, и вернулась на диван. к тому времени знакомый с лезвием исчез, и я развалилась на старом диване в одиночку, взбираясь ногами по стене. представление не закончилось. винс попытался сделать со мной то же самое, только еще разъяреннее, сильнее, чтобы я, тонкая девчонка, сломалась окончательно и боялась дышать в его присутствии.

[align=right]в качестве утешения нам дается час там, час тут, когда вопреки всем обстоятельствам и недобрым предчувствиям, наша жизнь раскрывается и дарит все, о чем мы мечтали, но каждый, кроме разве что маленьких детей (а может быть и они не исключение), знает, что за этими часами обязательно придут другие, гораздо более горькие и суровые. и, тем не менее, мы любим этот город, это утро; мы – постоянно – надеемся на лучшее..

вы покидаете каменный кров.. и твоему взору открывается оно - м г н о в е н и е. один лишь миг.   
    поймать это совершенство. запечатлеть его в памяти так, словно это приключилось с тобой буквально пару секунд назад..
    взмах ресниц.
    небо. величественные небеса, разрезанные горами, что из-под вод земных вышли.
    моргаешь. другая перспектива - а как волнительно!
    воды сменяются горными хребтами, те же - синонимом невесомости.
    не замеченная ранее изумрудная прорезь каскадов скалистых, наложенных на солнечный свет. водные алмазы там, внизу, внизу, внизу.. и так дышится легко, как будто раньше не могла. как будто раньше просто-напросто не умела. просто не умела. нечем было дышать - не тот воздух. твой с пылью смешан, меж людьми перемешан, заботами забит до отказа - дешевая подделка! ты раньше не дышала. ты раньше не жила. не жила.
     совершенство может длиться лишь мгновение - как от него  можно требовать большее? но.. не уходи, мгновение! постой! куда же ты? зачем так скоро ты уходишь? останься. позволь еще н е м н о ж е ч к о  с тобою да наедине побыть, ну лишь самую малость.. разве каждый день этот мир у твоих ног бывает? тот самый мир, который буквально пару-тройку дней назад тебе досаждал, всячески донимал и изнурял тебя?
    взгляд падает на твоего случайного попутчика: ты читаешь в его глазах что-то исключительно новое; то, что еще не успела увидеть в течение этих дней. оно и понятно: ты его совсем не знаешь.. но что-то все же подсказывает тебе, что ваши ощущения где-то на одной оси, где-то совсем-совсем рядом.. а ведь пару-тройку дней назад ты  совершенно искренне возненавидела его всей мелкой душонкой и готова была убить с особым великодушным садизмом: повседневность, повседневность, планы - вот что отравляет, дух убивает. она ставит себя превыше всего. уйти бы от нее. но куда? она везде, она тонко подменяет собой любой уклад.

**

    ты подошла почти к самому краю - не сорваться бы так случайно. да и даже если? в таком случае тебе уже ничто не поможет, а ради таких последних воспоминаний и вовсе не жалко совершить такую оплошность. ты все всматривалась вдаль, словно пыталась что-то найти. найти что-то такое, что бы смогло раз и навсегда изменить твою жизнь. да ты уже другая, дана. а какой ты станешь.. рассказать тебе?
     совсем скоро ты сядешь в машину к человеку, которого -точно так же, как и ноя- возненавидишь фактически в первую секунду. это навсегда изменит твою жизнь. своеобразный неработающий шлагбаум, которому суждено разделить твою жизнь на «до» и «после», он даже затмит великую красоту этого момента, этого «здесь» и «сейчас». ты полюбишь его, но вашу мини-версию затасканного счастья задушит ваша склонность к разрушению. ты родишь от него сына и назовешь его в честь дедушки со стороны твоего отца, которого никогда не знала, но к тому моменту вы перестанете быть с лассе лишь номинальными родственниками и так сблизитесь, что тебе не захочется дать ему другого имени. твой рок никогда не узнает о сыне. не позволишь. и никогда не простишь. ты навсегда вернешься в лоно семьи и будешь тяжело переживать смерть лассе и отсутствие своей сестры, которая в очередной раз отправится в путешествие. ты никогда не поймешь, что же именно она там ищет. да и не задумаешься: у тебя будет более важная задача. твой сын станет для тебя лучшим другом. он достигнет большего, чем ты. все благодаря своей целеустремленности, которая непонятно откуда у него: уж точно не от тебя или от рока. от ингрид? от лассе? ты остановишься на этом варианте. он достигнет большего, но все это, казалось бы, не будет ему сильно нужно: дикий. дикая грация, мимикрирующая под повседневную нормальность. ваша дикость и сделает вас самыми дорогими друг для друга людьми? дикость. твоя дикость - единственная твоя черта, которая пройдет с тобой весь путь от начала до конца. единственная твоя константа. даже когда ты заболеешь болезнью паркинсона. но до этого всего так далеко, дана. зачем торопить события?

**

     - знаешь, когда я тебя впервые встретила, мне и представить было сложно, что я когда-либо скажу тебе хотя бы слово благодарности. а сейчас скажу. спасибо, ной. правда.
     легкая улыбка тенью легла на твоем лице.
     тебе казалось, что это совершенно естественно. что так надо. так же просто, как и ходить, дышать, слышать шепот ветра, различать цвета и просто-напросто с у щ е с т в о в а т ь. ты его очень плохо знаешь и не всегда можешь проследить логику его поступков. но если бы он тебя не сбил, то ты бы продолжала мечтать однажды побывать на языке тролля, но вряд ли бы что предприняла. или бы предприняла, но гораздо позже, будучи совершенно иным человеком. а это уже совершенно другая история, не терпящая сослагательного наклонения и тебя совсем не интересующая. раньше тебе казалось, что ты бы все на свете отдала, чтобы изменить что-то в своей жизни, переписать, перечеркнуть, подправить.. оказавшись здесь, тебя сбило одно простое осознание: зачем? все твои поступки, все твои ошибки привели тебя сюда. и ссоры с семьей, и авария, и внезапное столкновение с ноем. и тонны ненависти. и неопределенность. и паника. и та самая непонятная мерзкая тварь в пещере с огромным количеством отвратительных лапок. и ливень.. сменившийся вашим мгновением - все будет иначе. отныне и вовек все будет совершенно по-другому. отныне и вовек. навсегда.

Это была обычная Бристольская ночь. Такой вечер ассоциировался у меня с домашней романтикой и посиделок до самой ночи у камина. На коврике, нагишом. Но сегодня вместо того, чтобы заказать еду из ближайшего ресторана и переложить ее в кастрюли я наносила яркий макияж и облачалась в одежду, которую никогда бы не одела в обычной жизни. Вульгарное красное платье, лакированные ботфорты выше колена и макияж "не смогла определиться с акцентом". Образ дополняли беспорядочные кудряшки и до неприличия высокая платформа обуви. Ради такого случая я даже купила всем известный Channel №5, которые предпочитают большинство ночных женщин. Не могла же я сказать мужу, что хочу написать книгу про женщину легкого поведения. Зная меня, он сразу же предположит, что в интернете уже висят несколько объявлений. Поэтому я уже которую неделю намекала ему, что хочу сыграть в ролевую игру, чтобы все как будто по-настоящему. Как я люблю. Раньше у нас уже были такого рода эксперименты, но Фолл не мог мне позволить разгуливать в таком виде по темным районам Бристоля. В сумочке у меня с собой был электрошокер, который был гарантом моей безопасности и спокойствия, а для бутафории я взяла нож-бабочку, который был более привычным оружием для такого рода людей.
Я всегда подходила к таким вопросам с фантазией. Мне хотелось почувствовать на себе эти взгляды полные осуждения от женщин и любопытства от мужчин. Пожалуй, это было даже приятно - кидать вызов обществу, но я не могу сказать то же самое о необходимости раздеться и позволить прикоснуться незнакомцу к своему телу. Благодаря тому, что отсюда меня должен был забрать муж, я могла бы представить как это - сесть в машину человека, которого ты вроде бы не знаешь. Я доехала до этого района на такси и попросила остановить за пару кварталов, чтобы вжиться в образ, пока буду идти.
Какими я себе представляла ночных бабочек? Самоуверенными женщинами, которым плевать на моральные устои и стереотипы. Женщинами, которые возбуждаются от одной мысли про секс, или про деньги. Тут я еще не определилась. Женщинами, которых жизнь поставила в сложное положение, но они не сломались и не дают обстоятельствам дать верх. Падшими женщинами, но некоторые из них еще карабкаются. Иная половина из них, сидящих на наркотиках, слабая и зависимая могла послужить отличным фоном для первых на страницах моего нового скандального романа. И насколько богатым бы не было мое воображение, оно в подметки не годилось жизни, поэтому я всегда предпочитала опросить свидетелей.
Когда я сворачиваю на нужную улицу сразу отмечаю силуэты девушек. Вот они - ночные охотницы за чужими деньгами. Не знаю почему, но мотыльков мне больше напоминают мужчины, которые подъезжают сюда на авто в поисках легкой добычи на одну ночь. За все легкое нужно платить дороже. Расстегиваю плащ, чтобы можно было рассмотреть мой выбранный для этого случая наряд. С ним я, кстати, перестаралась. И теперь выгляжу дороже других, что не может им понравится. Если я и рассчитывала на какое-то общение пока шла сюда то сейчас я понимаю абсурдность этой мысли. В меня буквально впиваются обозленные пары глаз, а одна из них цепляет меня плечом, когда я пытаюсь пройти среди них. У меня в руке нож, разворачивать его я тренировалась еще дома.
- Подруга, мне проблемы не нужны, а тебе? - я ведь не остановилась, а она меня остановила. Лезвие ножа мелькает под светом фонаря, а на заднем фоне раздается диалог мужчины, который договаривается о цене с какой-то шлюшкой. Девушка, которая меня толкнула и не успела ничего сказать с сомнением смотрит на мой нож и не успевает ничего сказать. Сзади раздается голос одной из ее коллег, который кричит "Оставь ее, Джейн. Пусть идет, куда шла". Да, оставь меня, Джейн. Тут невольно догадаешься, что постоять на этой точке мне никто не даст, поэтому когда незнакомка кивает я делаю пару шагов назад, не отводя от нее взгляда, а потом разворачиваюсь и стараюсь идти с тем же темпом, чтобы не переключится на бег. Ужас, как страшно. Понимаю, что мне сложно будет писать про улицы если я не знаю их законов. Но слабые тут вряд ли выживают. Люблю писать про сильных людей. Но я точно уверенна, что ни одна домохозяйка не оценит всех моих стараний по достоинству. Отхожу на добрые сто метров перед тем, как остановиться и оглянуться на этот шабаш. То, что ты читаешь в их глазах, движениях и манерах не сравнится ни с какой книгой. Это просто нужно пережить. С грустью понимаю, что задумка с шпионажем провалилась. Тут никто не будет изливать мне душу. Но где, черт возьми, носит моего мужа? Достаю телефон и обнаруживаю, что батарея села, а он - выключен. Интересно как давно? Я не помню, что бы говорила ему точную улицу, но он же живет в этом городе столько лет. Он должен знать, где тусуются уличные шлюшки. От телефона меня отвлекает остановившийся автомобиль и наглый голос какого-то уродливого типа. Чего ему нужно? - только потом вспоминаю как я одета.
- Я на сегодня уже всё - кидаю ему высокомерным тоном, но это как и в фильмах только его раззадоривает. Он начинает увеличивать цену и нести какую-то совершенно не волнующую меня херню. Хорошо, что я не убрала нож далеко. Это эффектное извлечение позволяло предположить, что я умею с ним обращаться. - Сказала же, проваливай. - на случай если он сейчас вылезет мне нужно было выхватывать из сумочки электро-шокер, поэтому я поворачиваю в руках сумочку так, чтобы сделать это быстро. К счастью, это снова срабатывает. Но мне уже не до шуток. Слышу вой сирен и вижу, как девушки вдалеке от меня начинают разбегаться. Попасть в руки копов и получить еще бесценного опыта, или затеряться в глубине опасного квартала? Вот именно! Делаю вид, что сваливаю, продолжая шагать вдоль дороги. Когда меня садят в тачку говорю только "офицер, какого хрена? я же просто прогуливаюсь". Как в большинстве случаев, правде, сказанной в сложных обстоятельствах, никто не верит.
Так я оказываюсь в этой камере с соседками, которых пыталась разговорить, пока не узнала в одной из них Джейн и мне уже невыносимо быть тут. Я их боюсь. Сумочку вместе с шокером, документами и ножом у меня забрали на входе участок. У меня не было никаких средств к самообороне, а от телефонного звонка я гордо отказалась, когда переступила порог участка. Потому, что думала о полезном опыте, дура. Прижимаюсь к решетке и игнорирую все, что происходит у меня за спиной. До меня доносятся отрывки фраз Джейн и ее подруги, которые предполагают, что это я вызвала копов. Хорошо, что у второй девушки есть мозги и она отмечает, что я бы тут не оказалась. Плохо, что это не останавливает Джейн от попыток обвинить меня в чем-то еще. От спящей на полу справа от меня женщины несет перегаром и помойкой. Книги книгами, но у всего есть свой предел. Стараюсь игнорировать своих соседок, но понимаю, что кроме меня у них других развлечений сейчас нет. Поэтому я ищу выход.
Я ставила на свою внешность и то, что смогу достучаться до одного из офицеров, но мужчины удостаивают меня таких взглядов, что я банально не могу завязать разговор. Это участок не моего района, поэтому я не вижу тут ни одного знакомого копа. С одной стороны, меня это даже радует, но с другой... Где это желание помочь, которое они так любезно выражают на улице? Где гарантия безопасности, которую они обязаны мне давать от этих шлюх? Вдруг они тут придушат меня, когда дежурный выйдет выпить кофейку. Вряд ли это событие сильно изменит их жизнь. Что если я просто заору о помощи и вызову только смех дежурного, у которого с шлюхами наверняка не очень приятная история общения. У меня ведь только один шанс на удачу. Что я получу взамен неудачной попытки? Я дам Джейн реальный повод к себе прицепиться. Поэтому когда в поле моего зрения попадает женщина, я незамедлительно пытаюсь привлечь ее внимание.
- Хей, мэм. Офицер! - не разбираюсь я копских титулах и устоях, но где-то слышала, что женщины чувствуют проституток на духовном уровне. Конечно, о себе я такого сказать не могла, но вот эта леди, которая работает в полиции имела гораздо больший опыт общения с людьми разного сорта. И она была женщиной, а значит шлюшки точно не наносили ей травм личного рода. Я сейчас больше напоминаю напуганного ребенка, чем наполненную ненависти к окружающим путану, подзываю ее жестом к себе. Сзади меня все еще сидят эти страшные женщины, поэтому слова я подбираю очень и очень осторожно - Возникла какая-то ошибка! Я просто ждала своего мужа, я могу ему позвонить? - и да, я как дура, молчала об этом до этого самого момента. Но мы ведь женщины, у каждой бывает? - Я только что вспомнила его номер... - моя фантазия находит оправдания всему, даже глупости.

с любой ролевой