Инди приходится залезть с ногами на подоконник и приложить немало усилий, чтобы открыть окно; в комнате нужно сделать ремонт, но ей перманентно некогда (но больше впадлу). Свежий воздух, хоть и вязкий, как болотная трясина, немного развеивает густой запах травки, правда, этого мало, чтобы проветрить собравшимся мозги: они то и дело противно хихикают без особой на то причины, хотя, конечно, ядрено зеленые патлы Майка - вполне достойный повод.
— Ладно, сучки, я выбираю фильм, — резкое и безапелляционное заявление, и Кас знает лучше, чтобы в ущерб себе спорить, но все равно показательно стонет. Черт возьми, все в курсе, что у Инди отвратительный вкус; откуда столько кровожадности в этих хрупких косточках? — И чтобы никто - Миллер, ссыкло ты эдакое, я сказала никто - даже не заикался, что останется спать на полу, потому что стремается идти к себе "по темным и страшным коридорам".
Ее джинсовая рубашка плотно затыкает щель под дверью, что вряд ли спасет от коменданта; однако больше всего на свете ей сейчас хочется трахаться и жрать, не важно в какой последовательности, а не думать о судьбе своего проживания в общежитии. Устраиваясь на кровати рядом с Ланкастером, Инди кладет голову ему на плечо и грустно вздыхает, когда замечает свою подушку, используемую не по назначению - блять, нельзя было книжку взять, чтобы стояк прикрыть? Вон Толкиен лежит, он и не такое видел, справился бы с потрясением.
— Господи, какой ты мерзкий, — чуть позже она заставит его волочиться за шоколадно-мятным печеньем через весь кампус, а пока нажимает плэй на пульте, запуская самый жесткий ужастик, который только удалось посмотреть за последний месяц.
— Я знаю, солнышко, я знаю, — Кас целует ее в макушку, с тоской глядя не на экран, а на приветливые и мягкие сиськи наклонившейся Даны. Инди вздыхает снова - сиськи и правда зачетные.

Кас вроде бы помнит, что приехал на велике и не один, но от Инди давно нет весточек, а он успел выжрать в одно рыло едва ли не целую бутылку; у него двоится в глазах и затекла задница, а это два верных признака потенциального пиздеца. Парень еле ворочает языком, залихватски требуя счет, когда ему мягко намекают, что желающих оккупировать столик собралась уже целая толпища, а он, весь из себя красивый и одинокий, занимает слишком много места и мог бы немножечко потесниться. С Ланкастером успели пообщаться по крайней мере три доброжелательных девицы, которым он с абсолютно серьезным выражением лица наобещал моря, океаны и зеленые поляны; несколько сокурсников, предлагающих дунуть; и раз двадцать - официантка. Ах да, счет. Кажется, он уже пятнадцать минут обводит пальцем пропитые цифры и гаденько хихикает, шаря по пустым карманам - Инди гребаная сучка: петарду и сухарик оставила, а мятую сотку забрала.
Пора признать поражение или хотя бы правду, но Ланкастер никогда не соглашается, что упился в говно, даже просыпаясь на холодном балконе, лежа на мешке с картошкой и по неведомой причине крепко сжимая в руке банан. Нет, ему, правда, не хочется никому доставлять проблемы или там неудобства, просто он так долго засматривается на упругий задок той красотки справа у барной стойки, что петарда в его руках взрывается будто сама по себе. Касу, к тому же, кажется, что у него в голове туда-сюда рассекают разноцветные фейерверки, и сперва он даже решает, что это подоспевшая официантка врезала ему по затылку своим увесистым подносом, но потом присматривается и - а, показалось.
— У меня тут проблема, — он прям совсем по-доброму улыбается и ничуть не заморачивается тем, что нормальные люди (нормальные, не Ланкастеры, признанные городские уебки) стараются держать почтительную дистанцию с незнакомцами: из любопытства тянется к ее одежде, хотя, по сути, к сиськам, чтобы рассмотреть или хотя бы нащупать нашивку с именем. Как-то неуютно стало, грустно, одиноко, захотелось любви и совсем чуть-чуть бытового экстрима. — Ма-а-аленькая! — Это он не о сиськах, это он о наручниках, которыми Индиана, прежде чем свалить с какой-то понтовой телкой, приковала его к столу, на прощание поцеловав солеными губами в щеку. — Но я справлюсь, — уверенно и почти что без пьяного заикания, только вот растопыренную ладонь с груди девушки он снять забывает. — Я взрослый мальчик.
Официантка всем своим видом показывает, что в сказанное с трудом верится, и готова применить весь подручный пыточный инструментарий, лишь бы он прекратил прощупывать ее грудь на силиконовые импланты, так что Кас, опомнившись, решает на всякий случай уточнить, в тщетной надежде, что мысли материализуются, если в них сильно-сильно поверить.
— За мной должна прийти девушка! Красивая, но какая же бляди-и-ина! — Инди всегда была самой любимой и самой благодатной темой для его сентиментальных откровений. В девять он жаловался на то, что она сожрала его желе, в четырнадцать - оплакивал похеренные ее стараниями постеры с самыми симпатичными порно-актрисами. Сейчас, с грустной честностью на дне зрачка и пронзительной безысходностью в голосе, он кладет руку на сердце и торжественным шепотом заявляет, после чего снова тщетно гремит наручниками и едва не пускает скупую слезу: — Представляешь, забились, кто склеит шикарную телку, и эта стерва не захотела играть по-честному.
Опыт подсказывает, что во всех непонятных ситуациях лучше говорить правду. Раз уж пойти спать - не вариант.
— Объективно телка выбрала бы меня. Я ведь неотразим, ну?

Кас рассеянно озирается по сторонам и прячет руки в карманах, с трудом сохраняя молчание, затылком ощущая предостерегающий взгляд Дарси; ему все время кажется, что, ляпнув по неосторожности хоть одно кривое слово о Райзерс, он получит пожизненную ссылку в немилость, тем самым запоров все будущее в новом сообществе. Впрочем, какой бы короткой ни была дорога до набережной, под завязку забитой самыми разнообразными кадрами местного пошива, терпение Ланкастера вот-вот лопнет. Суицидальные наклонности ему еще не диагностировали, но, видимо, время пришло. О чем и заявляет одна всем известная барышня, когда он, дабы разрядить обстановку, предлагает пойти на преступление против государства.
— Все такие серьезные, аж тошно, — бормочет себе под нос, плотнее закутываясь в слегка грязноватый американский флаг, за который ему уже знатно влетело – и от Питерсон, уперевшей руки в бока, и от смотрителя, намеревавшегося начистить парню шею (с которым у них давние счеты, ведь пиздить с флагштока национальное достояние для Каса почти как домой сходить, то есть каждую среду, пятницу и с утра в воскресенье приходится улепетывать с площади под громогласный хохот друзей).
— Давайте сюда, — вздыхает парень, притормаживая, чтобы пропустить толпу разодетых в перья и стразы карнавальных танцовщиц, и закладывает сигарету за ухо, предварительно щедро приложившись к походной фляге. — Не могу идти больше, кажется, мышцу потянул, пока за этой тряпкой лазал.
Напевая вполголоса ремикс на хит Ланы дель Рей, Кас кивает на вывеску бара и, никого не дожидаясь, шагает к настежь открытой двери. Внутри так же тесно, душно и шумно, как и на улице, но хотя бы обещают щедрые скидки на выпивку.
— Я бы все же предпочел коллекционный виски, — многозначительно вскидывает он брови, буравя взглядом Маккея, и тяжко вздыхает: — Но паленая водка за полцены тоже сойдет.
Ланкастер, собственно, затеял сегодняшнее мероприятие с одной лишь целью – толкнуть в массы фантастическую идею (Инди так и сказала – «из разряда фантастики» - и очень долго ржала над его задумчивым выражением лица), поэтому сейчас падает на диванчик в углу зала и нарочито торжественно, уже в третий раз за день, начинает вещать:
— Нет, ну я серьезно, каковы мои шансы на выборах? — известие о том, что ректор ищет нового заместителя в верхушку Райзерс на место Гейбла, породило в Касе чертову дюжину тараканов и еще один вагончик идей фикс. — Харизма есть, ума не надо, фантазия бурная, сами знаете. Вам нужен повод для праздника? Да раз плюнуть.
Окей, гугл. Праздники сегодня?
— Сразу два! Отмечаем восемьдесят первую годовщину с начала выпуска Alka Seltzer, — он ухмыляется и пожимает плечами: — Ну или восхваляем издание «Манифеста коммунистической партии», - поправляя на плечах флаг, Кас невинно хлопает ресницами и снова тянется за флягой; в таком переполненном баре ждать заказ слишком мучительно и долго, когда трубы горят. — Пока решаете, выпью за день экскурсовода. Хорошие ребята, уважаю.
Он и сам из их числа, только экскурсии проводит своеобразные – в запой.